«Скверновато, – подумал Мазур. – Осталось ровно дюжина, но все равно...»
– Дислокация? Не притворяйся, сука, будто таких слов не понимаешь!
– Трое были в грузовике... с пулеметом... на случай, если этот бурро передумает, испугается, пойдет на взлет... один в джипе... остальные на втором этаже...
Восемь. Не легче. Бородатый издал хрюкающий звук – Мазур чуть ослабил внимание, и широкое лезвие коснулось кожи. Чуть отведя острую кромку от рабочей поверхности, Мазур оглянулся на Кацубу, поторопил:
– Шевелись, мать твою, разлегся... Не в филармонии.
Кацуба, упираясь руками в грязный пол, мотая головой, пытался в темпе оклематься. В общем, получалось.
– Автоматы приготовь, – приказал Мазур, повернулся к кандидату в евнухи. – Кто командует?
– Там сама Виктория... и Пабло.
– Барриос? Эскамилья?
Целых четыре кивка. «Ни хрена не понимаю, – растерянно подумал Мазур. – Чем мы их так допекли, что двое из трех главарей самолично возглавили засаду? Или... Смита съели, а зубы остались? Игры в догонялки продолжаются?»
Тем временем Кацуба, двигаясь в хорошем темпе, вставил магазины в автоматы, передернул затворы: хорошо еще, не стали ни снимать глушители, ни устраивать частичную разборку...
– Знаешь, где они там устроились? (Кивок.) Вот и покажешь...
Мазур не знал, до каких пределов простирается моральная стойкость герильеро в той ситуации, когда мачете уже не пребывает в опасной близости от гениталий. Может заорать, сукин кот, переполошит всю банду до времени...
Руки у него, предположим, будут заняты спадающим комбинезоном, а вот кляп... Ага!
Запыленной настольной лампе с оборванным шнуром, долгие годы простоявшей на подоконнике, вмиг нашлось применение – сторожа пленного взглядом и наставленным мачете, Мазур сделал два шага в сторону, со скрипом выкрутил перегоревшую лампочку, по размерам вполне подходившую. Двумя пальцами сжал пухлые щеки бородатого, заставил раскрыть рот и осторожненько пропихнул туда лампочку. Бородач застыл, выпучив глаза – порядок, разбить ее у себя в пасти побоится, конечно, а извлечь ее так просто не удастся, тут нужен врач, придется челюсть аккуратненько вывихивать и снова потом вправлять...
– Так, – сказал Мазур, приняв у Кацубы автомат, закидывая на плечо подсумок. – Ты озаботишься теми, что в машинах, как только я начну...
– Подожди, – тихонько сказал Кацуба, подойдя вплотную. – Ты что, собрался ее освобождать?
– А что?
– Нужно уходить. Ты сейчас не человек – инструмент. Приставка к аквалангу. Любая рана или вывих... не говоря уж... Берем машину – и в джунгли. Они не успеют сообразить... У нас задание, ты не забыл?
– Считай, я не слышал, – сказал Мазур.
– Мать твою, мы обязаны...
– Заткнись.
– Полковник...
– Заткнись, мать твою! – бешеным шепотом прикрикнул Мазур. Видя, как у Кацубы рука невольно стиснула приклад, усмехнулся уголком рта: – Ну, не дури, я и под дулом не уйду, ты ж не станешь с т р у м е н т портить, а? Пошел!
Дверь приоткрылась... и Кацуба нос к носу столкнулся с типом в пятнистом комбинезоне, очевидно, решившим-таки проверить, как обстоят дела. В следующий миг тип головой вперед полетел в комнату, торец приклада опустился ему прямехонько на основание черепа, отправив в непознаваемые дали. Выглянув в коридор, Кацуба махнул рукой. Мазур подтолкнул перед собой бородатого, обеими руками державшего комбинезон у талии, задравшего голову и как можно шире разинувшего рот, из коего торчал цоколь лампочки.
– Ну, показывай пальчиком... – распорядился Мазур. – И шагай на цыпочках, а то...
Процессия двинулась в конец коридора. Широкая лестница. Тишина. Площадка. Жестом Мазур велел Кацубе оставаться здесь – самая подходящая позиция для стрельбы по грузовику. И повел пленного дальше. Тот вдруг притормозил, тыча пальцем вперед и вправо. В сплошной стене виднелось горизонтальное узкое окошко. Ага... Заглянув туда краем глаза, Мазур мгновенно оценил ситуацию – и, полуобернувшись, без замаха, нанес удар, вырубив бесполезного отныне языка. Тот сполз по стене – лампочка, вот чудо, не разбилась. Лады...
Снова заглянул. Никаких сомнений, здесь в старые времена и располагался командный пункт: обширный зал, одна стена сплошь стеклянная, вдоль остальных протянулись накрытые чехлами пульты, на чехлах наросла многолетняя пылища, с палец толщиной... Два, три, шестеро...
Сразу можно было определить, что собравшиеся в зале не ждут неожиданностей со стороны, искренне полагая, что контролируют ситуацию. Ни у кого нет оружия в руках, пистолеты в кобурах, автоматы за спиной, к тому же с автоматами только двое...
Четверо старательно трудились, пытаясь привязать распятую на широком столе Ольгу так, чтобы не могла пошевелиться. Она не сопротивлялась – во рту торчит смятая тряпка, глаза закрыты, но работа все равно шла не особенно удачно, стол отнюдь не приспособлен для таких игрищ, обычный конторский стол какого-то начальника...
Двое, как и положено главарям, трудом себя не утруждали – Виктория Барриос, черноволосая красотка, вживе еще очаровательнее, чем на полицейских плакатах, сидела на низком подоконнике, положив ногу на ногу, безмятежно и умело выпуская дым. Пабло Эскамилья, моментально опознанный Мазуром по тем же плакатам, стоял рядом, держа обеими руками охапку сверкающих, жутких приспособлений, определенно смахивавших на инструменты дантиста. Что ж, не лишено смысла – зачем изобретать что-то и придумывать подручные средства, если достаточно обшмонать зубоврачебный кабинет? Чему-то подобному и нас учили, ребята, если откровенно. Но нас еще и многому другому учили, а вот вы, сразу видно, в жизни не видели хорошего инструктора, любители вы, сявки неуклюжие...