Черный джип стоял прямо у него на пути. Чуть приостановившись, Эчеверриа небрежно махнул перчаткой, приказывая очистить дорогу. Никто и не почесался. С той же непроницаемой физиономией капитан поднял левую руку, махнул указательным пальцем.
Раскатисто пролаял пулемет броневика. Метрах в трех левее, прямо меж двумя джипами, земля так и брызнула от ударов крупнокалиберных пуль. Вот теперь ребятишек проняло, кто-то опрометью кинулся к машине, завел, задним ходом рванул с места так, что едва разъехался с синим «блейзером».
Удовлетворенно кивнув, капитан глянул на часы и бросил несколько коротких фраз. Мазур видел в бинокль его выжидательно приподнятую бровь. Из кузова выпрыгнул сержант в лихо сбитой на затылок каске, прошелся вдоль колонны с видом обученного волкодава, готового по первому свистку хозяина перехватить указанную глотку.
Гараевские молодчики, толкаясь и тесня друг друга, кинулись по машинам. Одна за другой они выворачивали на дорогу, на полной скорости уносясь в ту сторону, откуда колонна приехала.
Привратник распахнул калитку – очень возможно, без команды. Глядя в спину капитану, потянулся к телефону.
– Пойдемте, – сказал Хименес, выслушав рапорт.
Они спустились как раз вовремя, чтобы встретиться с капитаном у нижней ступеньки. Эчеверриа – как и в прошлый раз, выбритый до синевы, с тем же значком на лацкане – небрежно бросил ладонь к козырьку пятнистого кепи:
– Что-то вы вспотели, Хименес... Добрый день, сеньор коммодор. Надеюсь, вся ваша экспедиция в добром здравии?
Мазур чуть растерянно кивнул.
– Подумать только, какие тернии встречаются на дороге у господ естествоиспытателей... – протянул Эчеверриа невозмутимо. – Никак им не дают нормально работать, вырывать у природы тайны доадамовой истории... Хименес, это не вас ли зовут из дома? Вас-вас, вы просто не расслышали...
Помявшись, Хименес ушел в дом. Эчеверриа, глядя сквозь Мазура, небрежно сказал:
– Идите и в темпе собирайтесь – я о всех... Поедете с колонной в Барралоче. Если сеньора Сальтильо еще спит, что ж, придется вам попрощаться с нею через прислугу. Не тот случай, чтобы скрупулезно соблюдать этикет... Ну, что вы стоите?
Мазур, чересчур обрадованный, чтобы обижаться на приказной тон, повернулся и заторопился к особняку.
Взлетная полоса – вполне современная, залитая бетоном без малейших трещинок – примыкала к самому бедняцкому району Барралоче. Широкий пояс лачуг и хибар тянулся далеко, до самых холмов, плавными темно-синими изгибами вздымавшихся вдали. Правда, на взгляд Мазура, выглядел этот пояс нищеты несколько странно: практиче-ски над каждой неописуемой хижиной, окруженной грудами мусора, худыми собаками и голыми ребятишками, торчала телеантенна-тарелка.
– Из цикла «парадоксы и гримасы», – пояснил Кацуба, поймав его недоуменный взгляд. – Единственное окно в мир – народец-то поголовно неграмотный, ящик им все на свете заменяет...
– В Бразилии то же самое, я видела, когда была на карнавале, – сказала Лара.
Она стояла между Франсуа и Кацубой, прямо-таки приплясывая на месте от нетерпения и волнения. Трудами Франсуа и его, судя по всему, безразмерного кошелька Лара выглядела теперь, как модель с обложки престижного журнала, и эти недешевые шмотки носила, сразу видно, с привычной небрежностью. Смотрелась она ослепительно, что уж там, с трудом верилось, что совсем недавно уныло блистала на съемках домашнего порнофильма, а потом получала от благородных спасителей смачные пощечины и словесные выволочки. Отнюдь не Золушка, скорее принцесса из какой-то другой сказки, выставленная злой мачехой в темные леса, но в конце концов согласно сказочным законам полностью восстановленная в правах. Сегодня с утра она даже держалась совсем иначе, перестала язвить, хныкать и хамить, так что Мазур давненько уже взирал на нее без раздражения.
– Ага! – сказал Кацуба. – Вона-вона чешет... Этот?
Лара встрепенулась.
– Он, – сказал Франсуа, всмотревшись.
Белый самолетик, заходящий со стороны солнца, коснулся бетонки в дальнем конце полосы, пронесся по ней, сбрасывая скорость, с мощным свистящим лопотаньем подрулил и остановился метрах в двадцати от них. Небольшой «фалькон», рассчитанный на десяток пассажиров, дорогостоящая игрушечка серьезных дядей. «Деньгами пахнет, – оценил Мазур. – Большими...»
Кусок выпуклого белого борта – Мазур обратил внимание, что на самолете не было никаких опознавательных знаков, если не считать логотипа фирмы-изготовителя – распался на две половины, откинувшиеся вверх и вниз, нижняя превратилась в короткий трап. По нему тут же сыпанули четверо молодцов в безукоризненных костюмах, модных галстуках и темных очках, рассредоточились в темпе, перекрывая подступы. Торопясь значительно менее, по трапу спустился пятый, в отличие от бодигардов выглядевший представительнее.
– Семеныч! – Лара кинулась вперед с такой прытью, что едва не поломала каблуки об асфальт, повисла у него на шее.
Мазур до этого лишь в романах читал, как взрослые люди в и з ж а т от восторга. Лара как раз визжала, тормоша прилетевшего, что-то бормоча.
Сохраняя непроницаемое выражение лица, Франсуа шепотом прокомментировал:
– А в обычных условиях в упор не видела, будто мебель... – и тут же замолчал.
Загадочный Семеныч, выглядевший несколько смущенно, легонько отстранил Лару и направился к трем мушкетерам. С первого взгляда его можно было принять за большого босса в области финансов, политики либо какой-нибудь газовой трубы, но Мазур, обладавший нюхом на людей определенной профессии, опознал в нем обычного, похоже, охранничка, разве что в немалых чинах.