Возвращение пираньи - Страница 98

– Тишина, – сказал Мазур. – Куда ж они денутся, если им обе покрышки продырявили. Знать бы только, что нет у них в машине телефончика, что не звякнут своим... Ты на дорогу-то поглядывай.

– А то я не догадался, – проворчал Кацуба.

Автобус бодро пер посередине шоссе – присмотревшись к манере водителя управлять своей развалиной, Мазур проникся глубоким убеждением, что без икон и амулетов здесь и в самом деле не обойтись, жизненно необходимые вещи... Легковушки – вне зависимости от марки и стоимости – водила отчаянными гудками сгонял в крайний правый ряд, попадавшиеся навстречу траки и такие же автобусы более-менее уважал, но все равно считал своим долгом разъехаться с ними в миллиметре – впрочем, они действовали примерно по такой же методике, делая путешествие исполненным незабываемых мгновений.

Народ, однако, не обращал внимания на лихость драйвера, воспринимая ее как должное. Болтали, курили, небрежно стряхивая пепел в окна так, что его частенько швыряло в физиономию сидящим сзади, толстенная чолита, что-то успокаивающе пробурчав, поставила Кацубе на колени завязанную сверху корзину с торчащей оттуда гусиной шеей, жестами пояснив, что у нее колени и так завалены поклажей, а у него свободны, не барин, может и подмогнуть. Гусь вертел башкой, но никого пока что щипать не порывался. На передних сиденьях беззаботно чистили апельсины, отправляя кожуру за окно, в середине разливали из огромной оплетенной бутыли темно-багровое вино, безбожно обливая при этом колени державших стаканы, что тех не особенно и заботило. Стаканы путешествовали из рук в руки все ближе к задним сиденьям, наконец достигли и Мазура. Перекинувшись парой слов с хозяином бутыли, Кацуба пояснил:

– Со свадьбы едут, теперь, как водится, неделю не просохнут, совершенно по-русски...

– Употребите? – Мазур протянул полнехонький стакан Ларе.

Она брезгливо поморщилась:

– Инфекция на инфекции, надо полагать... – вслед за тем забрала у него стакан и осушила досуха.

Сколько они ни оглядывались, «блейзер» или иная внушавшая бы подозрение машина так и не возникла сзади. Откуда-то снизу, из-под сидений, появилась вторая бутыль, атмосфера становилась все более непринужденной, стаканы по третьему кругу обошли весь автобус. В третий раз Мазур с Кацубой решили отвертеться, но Лара отобрала у них полнехонькие стаканы и хлобыстнула до донышка – вслед за тем поступила так же и с Франсуа. Мазур ей не мешал, решив: лучше иметь дело с вдрызг пьяной девчонкой, которую при необходимости можно взять под мышку или взвалить на плечо, чем терпеть нескончаемое трезвое хныканье...

– А не достаточно ли ей? – с любопытством спросила Ольга, слегка раскрасневшаяся после полутора стаканов. – Молодое вино, да будет вам известно, коварное...

– Я знаю, – кивнул Мазур. – Ничего, облегчит транспортировку...

– Я и не пьяна вовсе, – выговорила Лара довольно трезво. – Как компот...

– Привстаньте-ка, радость моя, – посоветовал ей Мазур.

– Сейчас...

Она бравенько встала – и тут же завалилась вправо, к стенке, приникла в уголке да так там и осталась, посапывая, закрыв глаза.

– Вот и жить стало спокойнее... – сказал Мазур. – Хорошо едем, господа, бывало хуже...

– Да уж, – с чувством сказал немного оттаявший Кацуба. – Баян бы сюда, я бы им изобразил...

Вслед за стаканами от ряда к ряду уже путешествовала гитара, на которой каждый изощрялся в меру своих способностей – даже толстенная соседка Кацубы, колотя по струнам пальцами-сардельками, выдала нечто рифмованное, пытаясь изобразить басистым голосом томную печаль. Франсуа косился на все происходящее чуточку брезгливо, эстет доморощенный, и Мазур исключительно в пику ему перехватил гитару у толстухи: в кои-то веки чувствуешь себя так просто и непринужденно, словно и не на задании вовсе:

И снова злой поток,И снова в спину нож.Скрипучий шепоток —От сплетен невтерпеж.Но это для меня,Как талая вода:Из разных мы конюшен, господа!

Судя по несколько натянутой улыбочке Франсуа, он, не будучи дураком, прекрасно понял не столь уж тонкий намек. Чтобы не осталось никаких недомолвок, Мазур переключился исключительно на него, выплескивая все раздражение навязанным с о с е д о м:

Властители судеб,Опять между собойДеритесь, милые,Я отвергаю бой.На поводу у васНе буду никогда —Из разных мы конюшен, господа!

Франсуа смотрел на него исподлобья, усмехаясь одними губами. Мазур старался, насколько позволяла расстроенная гитара:

Овес отборный вам,Мне – половодье трав,Дождь с солнцем пополам,Веселье в пух и прах!И не меняюсь я,Хотя бегут года:Из разных мы конюшен, господа!

– Неплохо, – сказал Франсуа, беззвучно похлопав в ладоши. – Экспрессивно, а главное, исполнено глубочайшего смысла. Вы просто талант, полковник...

– А я играть не умею совершенно, – сказала Ольга. – До революции, дедушка рассказывал, гитара считалась вульгарным инструментом приказчиков и разных там лакеев, мне ее и в руки взять не позволяли. Зато на рояле выучили, хотя я его и ненавидела всеми фибрами души...

Автобус останавливался возле деревушек, как две капли воды похожих на Якораите, иногда подбирал кого-то, иногда высаживал – один раз прямо в чистом поле остановились, когда энергично заорала толстуха с гусем. Вокруг не было видно ничего напоминавшего населенный пункт, но она, не теряясь, подхватила свои узлы, корзину с гусем, и направилась к далеким холмам. Видимо, за ними и скрывалась ее деревушка. Порой автобус сворачивал с бетонки, углублялся вправо или влево на пару километров по разбитому проселку, до жути напоминавшему сибирскую глубинку, – там, в деревнях, отличавшихся от Якораите разве что полным отсутствием базара, кого-то снова высаживали или подбирали. В конце концов, шумно прощаясь с попутчиками, вывалилась наружу ехавшая со свадьбы компания – отчего число пассажиров сразу уменьшилось этак на две трети. Часа два они так кружили, то выбираясь на Трассу, то съезжая с нее. Лара безмятежно дрыхла, веселье давно поутихло, хотя бутыль компания благородно оставила тем, кто ехал дальше.