Возвращение пираньи - Страница 115

К оглавлению

115

– За что я тебя люблю, так это за светлый ум, – сказал Мазур.

– Есть такое место, – сообщила Ольга. – Лично меня э т о т вариант вовсе не воодушевляет, наоборот, но делать нечего...

Глава девятая
Высоко в небеса

Два высоких окна были плотно задернуты собранными в красивые складочки бледно-розовыми занавесками, но в комнате стояла приятная прохлада: кондиционер работал исправно. Обстановка была прямо-таки семейной, исполненной домашнего уюта: сеньорита Ольга Карреас, облаченная лишь в просторную футболку с красно-синей эмблемой какой-то латиноамериканской сборной, валялась на постели в исполненной неумышленной эротики позе и увлеченно читала толстенный роман на испанском. Сеньор с последней фамилией Савельев, восседая за столом, склонился над газетой, на которой лежал разобранный на части браунинг «Хай Пауэр», и еще два пистолета ждали своей очереди.

– Свой могла бы и сама почистить, – проворчал он в конце концов, продевая тоненький ударник в соответствующую пружинку и стараясь обтекать взглядом постель, чтобы не наводила на несвоевременные мысли. Любой военный человек со стажем согласится: если в одном помещении оказались требующие ласки женщина и оружие, предпочтение нужно отдать отнюдь не женщине. Учитывая, что от состояния оружия зависит еще и жизнь этой самой женщины...

– Успеется, – буркнула Ольга, не отрываясь от книги, где на яркой глянцевой обложке юный кабальеро в классическом наряде то ли музыканта, то ли тореадора обожающе таращился на столь же юную сеньориту, разодетую по моде столетней давности.

– А дома тебе кто чистит? Дворецкий?

– Сама. Дочитаю и почищу. Самая волнующая сцена – когда он, к своему ужасу, обнаруживает, что она его сестра. Это, конечно, неправда, но узнает он об этом только через сто страниц...

– Очередная мыльная опера?

– Не опошляйте, коммодор. Это «Аромат жакардиньи», классика нашей литературы, написано сто десять лет назад. Все равно, как у вас «Война и мир». В школе я за нее получала исключительно плохие отметки, а тут вдруг обнаружила – вполне приемлемое чтение... По крайней мере, в э т о м заведении только и стоит читать классиков, чтобы не поддаваться разлагающему влиянию...

И, демонстративно заткнув пальцами уши, уткнулась в книгу. Вздохнув, Мазур закончил с «браунингом» и взялся за второй.

Как давно продекларировано, умный человек прячет лист в лесу. А сеньориту из общества и двух заграничных дипломатов, о чем не знал Честертон, надежнее всего спрятать в дорогом тихом борделе. Мало кто догадается с ходу, что именно в этом месте спрячутся в с е т р о е. Мужчина, еще куда ни шло, будь он хоть иностранный атташе, но надо обладать особенно вывихнутым мышлением, чтобы предположить, будто данный субъект потащит с собой в это заведение приличную девушку, а она согласится.

Учитывая, что за двое с половиной суток их здесь так и не побеспокоили шпики, линия поведения была выбрана верно. Правда, Ольга предосторожности ради предварительно разорилась на черный парик и очки с дымчатыми стеклами, всерьез сетуя на свою горькую участь: опасалась попасться на глаза кому-то из многочисленных знакомых, ибо случайности порой сталкивают людей совершенно непредсказуемо...

Впрочем, принятые ею предосторожности были для этого заведения, притаившегося посреди тенистого садика, вполне рутинной практикой. Мазур вынужден был признать, что до приезда в Санта-Кроче совершенно не понимал разницы между простым борделем и очень дорогим. Черт его знает, как там обстояло с первой разновидностью, не бывал, но вот вторая походила скорее на Академию наук: никто не брякал на рояле пошлые куплетики, не было ни толкотни, ни шума, по коридорам не шмыгали порочные девицы неглиже. Жизнь здесь шла оживленная, но в коридорах стояла такая тишина, а клиенты и персонал сталкивались друг с другом вне соответствующих комнат так редко, что здание порой казалось вымершим. Особенно это касалось того крыла, где они заняли пару небольших квартирок: предназначались они для гостей обоего пола, жаждавших телесных отдохновений на пару дней или недель, а вот огласки не жаждавших совершенно по причине высокого положения в обществе, ревнивых половин, а то и весьма специфического характера развлечений. Деньги здесь драли солидные, зато честно обеспечивали конфиденциальность и анонимность, этого у них не отнимешь.

Управившись со вторым «браунингом», Мазур промолвил в пространство:

– Одно меня смущает: откуда бы это приличным сеньоритам из высшего общества знать о существовании таких вот местечек?

– Все-таки ты безнадежно старомоден, – вздохнула Ольга, не отрываясь от романа. – На дворе, позволь напомнить, двадцатый век, собственно, уже почти что двадцать первый, к тому же, смею тебя заверить, барышни из общества и сто лет назад были прекрасно информированы насчет вещей, о которых в обществе не говорят. Надо бы тебе прочитать записки графини Сильвитуш – была такая фрейлина при дворе последнего бразильского императора... Просто считалось, что юные сеньориты предельно наивны и закоснели в непорочном невежестве, – вот они и не старались никого разубеждать... А вообще ты роковым образом действуешь на мою нравственность. Отец, увидев меня в таком вот местечке, собственноручно пристрелил бы, а о дедушке я и думать боюсь...

– Наоборот, следует гордиться, – сказал Мазур.

– Это чем это?

– Да тем, что ты здесь – единственная особа, которой утром не суют под подушку деньги...

– Вот еще! Проститутки тоже, надо полагать, влюблялись и не всегда брали деньги...

115